Голосов Г.В.  [*]
Политические институты и доступ женщин к представительству в законодательных собраниях российских регионов [**]

Как и в странах с прочно установившейся либеральной демократией, женщины в России недостаточно широко представлены в выборных органах власти [1].

В нижней палате Федерального собрания России в 1993, 1995 и 1999 гг. женщин было соответственно 13,5; 9,8 и 7,9% [2].

Отсюда ясно, что женское представительство со временем снижается. При этом, однако, его уровень остается вполне сопоставимым со средним показателем для нижних палат или однопалатных парламентов большинства демократических стран мира - 12% в 1997 г. [3]

В настоящей статье будет предпринята попытка выделить факторы, влияющие на представительство женщин в региональных законодательных собраниях России.

Подобные исследования получили довольно широкое распространение на Западе [4].

Чаще всего сравнительно низкий уровень политического участия женщин связывали с господствующими культурными нормами, то есть, говоря конкретнее, с гендерными различиями в политической социализации и гендерных ролях взрослых [5].

В России подобных исследований мало, но имеющиеся приходят к сходным результатам [6].

И еще один фактор, постоянно рассматриваемый как весьма значительный и на Западе, и в России, - это сила женского движения [7].

Влияние демографических и социально-экономических факторов, выявленных в межнациональных исследованиях [8],

не привлекло большого внимания российских ученых [9].

Данное исследование, хотя и учитывает в определенной степени социально-экономические аспекты женского представительства, нацелено на иные вопросы. Оно ставит задачу изучить роль политических институтов - политических партий и избирательных систем как факторов женского политического представительства в регионах России.

Как показали сравнительные исследования, роль электоральных систем может оказаться значительной. С высокой степенью достоверности установлено, что в тех странах где применяются системы пропорционального представительства, доли женщин в законодательных органах выше, чем в странах использующих системы простого или абсолютного большинства [10].

Анализ парламентских выборов 1993 г. в России в целом подтвердил этот вывод путем сравнения результатов, полученных женщинами по двум частям «смешанной» избирательной системы [11].

Различие между пропорциональной системой и системами большинства может быть сведено к одному фактору, широко признанному как решающий элемент любой избирательной системы - величине избирательного округа [12].

Под величиной округа понимается количество избираемых в нем представителей. Можно предположить, что чем больше эта величина, тем больше женщин будет избрано. Несколько эмпирических исследований подтверждают, что подобные ожидания вполне оправданны [13].

Хотя другие ученые оспаривают этот вывод, исходя из собственных эмпирических данных [14],

в целом можно считать вполне обоснованной теорию, в соответствии с которой благоприятные (для женщин кандидатов.- Прим. ред.) избирательные системы оказывают серьезное влияние на политическое представительство женщин.

Роль политических партий тоже не обойдена вниманием в сравнительных исследованиях [15].

Правда, лишь немногие исследования касались влияния неразвитых партийных систем, подобных российской [16].

Однако теоретические доводы в пользу того, что развитие партий содействует женскому политическому представительству, следует признать вполне убедительными. Один из этих доводов состоит в том, что у женщин-политиков есть серьезные рациональные мотивы для вступления в политические партии. Следуя логике, выявленной Э. Даунсом [17],

Дж. Олдрич [18]

отмечает, что «политики обращаются к своим политическим партиям - т.е. используют их силы, структуры, ресурсы и институциональные формы, когда они полагают, что тем самым они повышают свои шансы добиться желаемых результатов, и они отворачиваются от них, когда это не помогает». Чем больше у политика шансов быть избранным без партийной поддержки, тем вероятней, что партийная принадлежность останется невостребованной. Действительно, анализ выборов законодательных собраний в четырех регионах России в 1994 г. показал, что наиболее сильные кандидаты, «начальники» (государственные административные и менеджерские элиты), были в наименьшей степени склонны выступать под флагом партии [19].

Р. Мозер [20]

также связывает степень партийного охвата элиты в России с величиной «электорального капитала» кандидатов, имея в виду личную популярность и организационную и финансовую поддержку. Если судить по уровню политического представительства женщин, то можно с достаточной уверенностью предположить, что их политические ресурсы меньше, чем у мужчин. Логично поэтому ожидать от женщин большей склонности к выбору какой-либо партийной принадлежности. Второй гипотетической причиной наличия связи между представительством женщин и развитием партий является то, что сами партии предпочитают выдвигать женщин в качестве своих кандидатов на выборные должности. Это может происходить в силу того, что партийное руководство, ответственное за подбор кандидатов, заинтересовано в выдвижении наиболее репрезентативного для данного избирательного округа списка кандидатов [21]

- феномен, широко известный как «балансировка списка кандидатов». Конечно, не вполне ясно, имеет ли место этот феномен в России. Это будет установлено в ходе моего исследования.

Таким образом, рабочие гипотезы данного исследования таковы:

во-первых, избирательный механизм в виде пропорционального представительства и/или крупных по величине избирательных округов благоприятствует представительству женщин в законодательных собраниях;

во-вторых, представительство женщин положительно связано с высоким уровнем партийного развития.

Первый раздел анализа дает некоторую фактическую информацию о российских регионах, их избирательных системах, а также о политических партиях, активно действующих на региональном уровне. Это дает возможность представить данные, переменные величины и методологию, использованные в последующем анализе. Во втором разделе статистически проверяется прочность гипотетических причинных взаимосвязей. Третий раздел посвящен качественному анализу и обсуждению полученных результатов. Полученные выводы соотносятся с предварительным анализом перспектив женского политического представительства в России.

1. Данные, переменные величины и методология

В данном исследовании под «регионами» понимаются субъекты Российской Федерации. Каждый из регионов имеет свой основной закон (конституцию или устав) и избирательные законы. Все, кроме двух, имеют президентскую форму правления с избираемыми главами исполнительной власти и законодательными органами [22].

Основными функциями законодательных органов является принятие основного закона региона и других законов, они должны также утверждать региональный бюджет, программы экономического развития и региональные налоги. Лишь немногие из них обладают властью вне законодательной сферы, такой, например, как участие в формировании административных органов и решение об их отставке; даже если они располагают такими правами, то редко ими пользуются [23].

Поэтому региональные законодательные органы являются довольно слабыми [24],

но все же важными институтами.

Первый «цикл» выборов в региональные законодательные органы в России прошел в декабре 1993 г. и в 1994 г. Официальных данных о результатах этих 47 выборов нет [25],

чем и объясняется мой акцент на втором «цикле», начавшемся в 1995 г. При этом я использую опубликованные данные о составе 80 региональных законодательных органов, так что каждый регион попадает в выборку только один раз [26].

Один из регионов был исключен, поскольку фактически он отделился от России; два региона - потому, что они не проводили выборов в законодательные собрания в 1995-1998 гг.; и шесть других - ввиду отсутствия сведений [27].

Для 80 отобранных случаев необходимые данные доступны в виде таблиц, указывающих полные имена избранных представителей, именуемых далее «депутатами», а также их партийную принадлежность и некоторые другие сведения. Определенные сложности с партийной принадлежностью будут отмечены ниже; пол в источниках не указан, но он безошибочно определяется по грамматической форме отчества. Таким образом, первый набор данных, использованных в данном исследовании, охватывает 80 региональных случаев с 3311 отдельными депутатами, попадающими в выборку. Второй набор данных включает в себя информацию не только по избранным депутатам, но таю/се по выдвинутым на выборах кандидатам. Нет необходимости пространно объяснять, что эта информация крайне важна для измерения электоральной силы различных категорий конкурентов. Этот выигрыш, однако, оплачен ценой менее доступной информации. В целом вторая выборка данных охватывает 13 региональных случаев [28].

Единственным критерием их отбора было наличие данных. Вопрос о репрезентативности этой выборки будет обсуждаться ниже. Количество включенных сюда кандидатов составляет 3355 человек. Это, как видим, очень близко к величине первой выборки данных [29].

Избирательные системы, действующие в 80 регионах, включенных в первую выборку данных, довольно заметно отличаются друг от друга. В четырех регионах законодательные собрания состоят из двух палат. Составляя выборку, я не делал различий между депутатами, избранными в верхние и нижние палаты. Только в одном регионе, однако, палаты формируются на основе идентичных избирательных формул относительного большинства в различных по нарезке избирательных округах. Остальные три региона выбирают одну из палат по принципу одномандатного относительного большинства, а другую либо на основе многомандатного относительного большинства, либо по системе пропорционального представительства. Семь регионов используют «смешанную» формулу, давая по два голоса каждому избирателю. Два из них сочетают одномандатное относительное большинство с многомандатным относительным большинством; в двух других регионах пропорциональность «смешана» с одномандатным относительным большинством; и в одном регионе - с выборами по мажоритарной системе в два тура. Еще один регион использует только принцип относительного большинства, один голос засчитывается в одномандатном или в многомандатном избирательном округе, а другой - в многомандатном округе, охватывающем весь регион. Среди тех регионов, которые не следуют за национальным законодательным органом в деле внедрения «смешанной» формулы, шесть применяют мажоритарную систему в два тура, в то время как остальные используют правила относительного большинства в одномандатных округах (49 регионов), многомандатных округах (шесть регионов) или же и то, и другое (восемь регионов). Несмотря на это разнообразие электоральных механизмов, размеры избирательных округов обычно невелики ввиду скромных размеров самих законодательных собраний. Наибольшее число депутатов от одного избирательного округа, которое можно найти в российских регионах, составляет двадцать человек [30].

По всеобщему мнению, политические партии не являются важными политическими фигурами в подавляющем большинстве регионов России [31].

Однако с юридической точки зрения ни один из регионов не запрещает политическим партиям участвовать в избирательных кампаниях. Понятие «партия» в данном исследовании совпадает не только с «узкой» концепцией, широко распространенной в сравнительных исследованиях [32],

но и с доминирующим в российских избирательных комиссиях подходом: в обоих случаях политическими партиями считаются организации, выступающие на выборах под своими собственными названиями. Подобные организации, официально называемые «избирательными объединениями и блоками», имеют право на существование во всех регионах.

Им дано право выдвигать своих кандидатов, поддерживать их во время избирательной кампании и назначать наблюдателей в избирательные комиссии различных уровней. Но нет региона, где этими правами пользовались бы только партии. Наряду с выдвижением кандидатов от партий существуют и другие формы. Среди них наиболее распространено выдвижение от «инициативных групп избирателей», «самовыдвижение» и выдвижение кандидатов «трудовыми коллективами». В данной работе все кандидаты и депутаты, выдвинутые не от партий, будут называться «независимыми», безотносительно к конкретной форме их выдвижения. Некоторые из этих считающихся независимыми лиц на деле получают значительную поддержку со стороны политических партий в ходе их избирательных кампаний. В ряде регионов разрешено даже указывать в избирательном бюллетене партийную принадлежность кандидатов, выдвигаемых не от партий. Проблема заключается в том, что такое положение существует не во всех регионах, и даже когда оно существует, официальные источники редко дают информацию об этой форме заявленной партийной принадлежности. Поэтому количество выдвигающихся таким образом членов партий не может быть использовано в широких межрегиональных сопоставлениях, чем и объясняется то, что я пользуюсь выдвижением кандидатов от партий как единственным критерием для установления различия между партийными и независимыми кандидатами/депутатами [33].

Подготавливая наборы данных для статистического анализа, я не учитывал, какие конкретно партии выдвигали того или иного кандидата. Подробное описание партийной мозаики в современных российских регионах можно найти в других публикациях [34].

Однако стоит отметить, что существуют семь национальных партий, которые более или менее систематически представлены на региональном уровне. С большим отрывом самой влиятельной из них является Коммунистическая партия Российской Федерации, или, точнее, «основное течение в коммунистическом движении» - категория, включающая в себя, помимо собственно партии, еще и различные коалиции и движения, контролируемые КПРФ. Из восьмидесяти региональных законодательных собраний, включенных в первую выборку данных, эти организации представлены в 49; в ходе 13 региональных выборов, включенных во вторую выборку данных, они выдвигали своих кандидатов в десяти случаях. К другим важным политическим организациям относится Российская коммунистическая рабочая партия, которая представлена в законодательных собраниях девяти регионов и выставляла своих кандидатов в пяти регионах; проправительственное движение «Наш дом - Россия» (девять и четыре соответственно); либеральное «ЯБЛОКО» (восемь и семь); ряд популистских организаций, связанных с Александром Лебедем (восемь и шесть); Аграрная партия России (пять и два); и националистическая Либерально-демократическая партия России (три и двенадцать). Другие общероссийские партии представлены на региональном уровне лишь эпизодически. «Региональные партийные системы» остаются крайне редким явлением, что не мешает множеству локальных групп конкурировать с независимыми кандидатами на региональных выборах. Для данного исследования особого внимания заслуживают те из них, которые отстаивают интересы женщин. Не менее восьми подобных групп завоевали места в региональных законодательных собраниях. Тем не менее количество этих мест недостаточно для статистического анализа. Наиболее успешная из женских организаций, Союз женщин Республики Хакасия, провела в местный парламент трех своих кандидатов, что составляет четыре процента депутатских мест.

Важнейшей зависимой переменной в этом анализе является, вполне естественно, процент женщин, выбранных в региональные законодательные собрания. Двумя дополнительными переменными являются процентные доли женщин, выдвинутых партиями (ниже именуемых «партийными женщинами»), и независимых женщин в общем количестве депутатов. Для любого данного региона суммирование этих двух переменных дает первую переменную величину - общий процент женщин. Уровень партийного развития устанавливается как процентная доля партийных среди всех членов данного законодательного собрания. Более проблематична операционализация понятия избирательной системы. Как выразить разнообразие избирательных процедур, применяемых в российских регионах, в компактной числовой форме? Одним из обычных методов решения этой проблемы является деление общего числа избранных представителей на общее число избирательных округов, что дает среднюю величину избирательного округа. Этот показатель довольно широко применяется в сравнительных исследованиях политического представительства женщин [35],

что не позволяет полностью игнорировать его ввиду неудовлетворительных его качеств. Основной недостаток средней величины избирательного округа был определен Р. Таагеперой и М. Шугартом [36]

следующим образом: «Если соединить один стоместный округ с сотней одноместных округов, то будет ли итоговая величина округа такой же, как в стране с 101 избирательным округом и размером округа 200/101=2?» Некоторые из способов преодоления этого недостатка, предложенные в литературе, слишком сложны и в ряде случаев основаны на субъективной оценке [37].

Однако «средневзвешенная величина округа» (weighted average district magnitude, WADM) является элегантной мерой, лишенной указанных недостатков. Она может быть рассчитана путем суммирования квадратов величин отдельных округов и деления этой суммы на общее число мест [38].

Если все округа равны по величине, то соответствующее значение принимают и средняя, и средневзвешенная величина округа. Если же величины отдельных округов различны, то последний способ придает определенный вес вкладам крупнейших округов, и в приведенном выше гипотетическом примере показатель будет 50,5. В данном исследовании я пользуюсь обоими способами - средней величиной округа, чтобы сделать мои результаты сопоставимыми с данными других исследований, и средневзвешенной величиной округа (WADM), чтобы повысить надежность количественных данных.

Основные характеристики указанных выше переменных величин даны в таблице 1.

Первая выборка достаточно велика, чтобы можно было проводить как многовариантный, так и бивариантный статистический анализ. Таковы, в общем, мои основные методологические инструменты [39].

Начиная с многовариантного анализа, я устанавливаю регрессионную взаимозависимость между процентными долями партийных депутатов и женщин в региональных законодательных собраниях При этом учтено воздействие средневзвешенной величины округа и ряда демографических и социально-экономических переменных, часто используемых для экологического анализа российской политики.

Затем, чтобы выяснить, в какой степени представительство женщин зависит от развития партий и избирательных систем, я рассчитываю серию бивариантных регрессий.

Каждый коэффициент корреляции, приводимый в следующем разделе, является пирсоновским г [40].

Для второй выборки, которая охватывает только 13 регионов, корреляционный анализ мало доступен, что заставляет меня полагаться исключительно на анализ табличных данных. Переменные величины, использованные при анализе второй выборки данных, преимущественно те же самые, что и указанные ранее - гендер, партийная принадлежность, их комбинации и избирательные системы. При этом, однако, различия между последними были сведены к простому противопоставлению одномандатных и многомандатных округов. Фактор, который не включался в первую выборку данных, но является важным для второй - это, конечно, победа на выборах. Под победителями я подразумеваю всех тех лиц, кто действительно занял места в региональных законодательных собраниях. Во многих регионах, для того чтобы выборы считались состоявшимися, явка избирателей должна быть не менее 25% или даже 50%. В некоторых других регионах результаты считаются недействительными, если количество голосов, поданных «против всех кандидатов» - норма, существующая только в России, - превышает количество голосов, поданных за каждого отдельного кандидата. Поэтому можно набрать относительное большинство голосов, но не получить места в законодательном собрании. В данном исследовании те кандидаты, которые подпали под эти ограничения, классифицированы как «проигравшие» наряду с теми, кто действительно не сумел прийти первым в гонке.

Таблица 1. Описательные характеристики переменных, использованных при анализе 80 региональных случаев

Переменные

Средняя

Диапазон

Стандартное отклонение

Процент женщин в законодательном собрании (WOMEN DEPUTIES)

11,0

0-34,8

7,4

Процент партийных кандидатов в законодательное собрание

19,8

0-80,5

20,4

Процент партийных женщин в законодательном собрании (PARTY WOMEN)

3,0

0-18,8

4,0

Процент независимых женщин в законодательном собрании

8,0

0-34,8

7,5

Среднестатистический размер избирательного округа

1,2

1,0-4,5

0,6

Средневзвешенный размер избирательного округа (WADM)

1,5

1,0-10,3

1,3

Источники: расчеты автора на основе данных, взятых из следующих изданий: Выборы в законодательные (представительные) органы государственной власти субъектов Российской Федерации 1995-97: электоральная статистика. М.: Весь мир, 1998; Центральная избирательная комиссия Российской Федерации. Управление информационных ресурсов. Объединенный информационный пакет. №52. Декабрь 1998; Д. Фаритов. Выборы депутатов Саратовской областной думы второго созыва, 31 августа 1997 г. // Политический мониторинг. 1998. №3; Е. Кислова. Республика Бурятия в июле 1998 г. // Политический мониторинг. 1998. №7; Е. Лапшова. Выборы депутатов Самарской губернской думы второго созыва, 7 декабря 1997 г. // Политический мониторинг. 1998. №3; Р. Пырма. Выборы депутатов Белгородской областной думы второго созыва, 12 октября 1997 г. // Политический мониторинг. 1998. №5; Н Распопов. Выборы депутатов Законодательного собрания Нижегородской области второго созыва, 29 марта 1998 г. // Политический мониторинг. 1998. №3; В. Рухлядев. Выборы депутатов Новосибирского областного совета второго созыва, 21 декабря 1997 г. // Политический мониторинг. 1998. №3; В. Рухлядев. Выборы депутатов Государственной думы Томской области второго созыва, 21 декабря 1997 г. // Политический мониторинг. 1998. №3; О. Сенатова, А. Якурин. Выборы депутатов Новгородской областной думы второго созыва, 19 октября 1997 г. // Политический мониторинг. 1998. №3; Я Ткачев. Выборы депутатов Курской областной думы второго созыва, 29 июня 1997 г. // Политический мониторинг. 1998. №3; А. Цепилов. Выборы депутатов Законодательного собрания Омской области второго созыва, 22 марта 1998 г. // Политический мониторинг. 1998. №3; В.И. Выборы депутатов Законодательного собрания Ростовской области второго созыва, 29 марта 1998 г. // Политический мониторинг. 1998. №3; В. Вагин, В. Охота. Выборы депутатов Псковского областного собрания второго созыва, 29 марта 1998 г. // Политический мониторинг. 1998. №3; Источники Интернета: http://raik.mos.ru;  http://nair.kuban.ru/election; http://www.adm.nso.ru/election; http//www.election.spb.ru; http://www.orenburg.ru/gover/elect

Можно ли считать вторую выборку репрезентативной? Среди регионов, включенных в нее, есть такие, где в законодательных собраниях много женщин (Москва и Еврейская автономная область) и такие, где их мало (Курская и Новосибирская области); где партии сильны (Краснодарский край) и где они не играют заметной роли (Саратовская область); относительно богатые (Самарская область) и бедные (Республика Алтай). Географический диапазон тоже широк - от Новгородской области, граничащей с Эстонией, до Приморского края, граничащего с Китаем. Город федерального значения, Москва, является крупнейшим по численности населения регионом, тогда как Еврейская автономная область - один из самых маленьких. Хотя ни один из пяти регионов, которые избирают часть своих законодательных собраний на основе пропорционального представительства, не вошел в данную выборку, размеры многомандатных округов в Краснодарском крае и Еврейской автономии довольно большие, тогда как в Томской области выборы законодательного собрания проводятся исключительно в двухмандатных округах. Одну категорию, практически незаметную во второй подборке данных, составляют республики с высокой долей нерусского населения. Это, однако, культурный фактор, который не очень важен для целей данного исследования. В целом нет оснований предполагать, что регионы, вошедшие во вторую выборку, не могут представлять различные виды российской региональной политики.

2. Результаты

Есть несколько демографических и социально-экономических переменных, которые широко и результативно применяются при экологическом анализе российской электоральной политики.

Возникает соблазн предположить, что эти переменные определяют межрегиональные различия в уровнях развития партий и представительства женщин. Для проверки, насколько справедливо такое вполне правдоподобное предположение, я начинаю статистический раздел данного исследования двумя множественными регрессиями, в которых зависимые переменные - это процентные доли выдвинутых партиями депутатов (графа PARTY WOMEN) и депутатов-женщин в региональных законодательных собраниях (графа WOMEN-DEPUTIES), тогда как набор независимых переменных включает в себя не только средневзвешенную величину округа (WADM), но и четыре дополнительных фактора. Одним из этих факторов выступает важнейшая социально-экономическая детерминанта электорального поведения в России. Это - процентная доля сельского населения (RURAL). В частности, большая доля сельского населения характерна для регионов «красного пояса», то есть тех регионов, где коммунисты и аграрии пользуются особенно сильной электоральной поддержкой [41].

Второй дополнительный фактор, введенный в многовариантный анализ, это доля этнических русских (RUSSIANS). Помимо фиксации определенных культурных различий, он проводит границу между двумя типами политики регионального уровня, которые повсеместно признаются различными и даже противостоящими друг другу - «контролируемой» политической жизни национальных республик, где часто нет электоральной конкуренции, и «не слишком контролируемой» политической жизни в других регионах [42].

Третья дополнительная переменная, предназначение которой - ввести экономику в мой анализ, это процентная доля региональной промышленной продукции в 1996 г. от уровня 1991 г. (OUTPUT). Эта переменная, с ее значениями в пределах от 16 до 87, является наилучшим из всех имеющихся показателей экономического спада, переживаемого регионами России в процессе перехода к рынку. Наконец, чтобы придать моему анализу гендерный аспект, я использую такой широко применяемый показатель, как относительное количество разводов (DIVORCE). Предположительно эта переменная должна отражать, в какой степени традиционные формы семейной жизни сумели устоять на современном этапе социального развития России.

Результаты множественной регрессии даны в таблицах 2 и 3.

Таблица 2. Статистические данные, полученные с помощью множественной регрессии (зависимая переменная - процент депутатов-женщин в законодательном собрании)

 

Нестандартизованные коэффициенты

Стандартизированные коэффициенты

t

Значимость

Бета*

Стандартная ошибка

ПАРТИЯ

-0,01

 

-0,186

-1,41

0,164

WADM

1,17

0,72

0,204

1,62

0,111

RURAL

0,13

0,06

0,260

2,03

0,046

RUSSIAN

0,004

0,05

0,094

0,74

0,461

OUTPUT

-0,004

0,06

-0,080

-0,69

0,496

DIVORCE

2,46

0,75

0,410

3,29

0,002

Значение постоянного члена

-5,70

6,30

 

-0,90

0,369

Количество случаев = 80

R- квадрат = 18

* Бета (ß) - коэффициент (или бета-вес) коэффициент регрессии, применяемый для сравнения результатов влияния различных независимых переменных на зависимую переменную.- Прим. ред.

Источники: WOMEN, PARTY, и WADM - как для Таблицы 1; RURAL, RUSSIAN, and DIVORCE - Регионы России. Информационно-статистический сборник. Москва- Госкомстат России, 1997; OUTPUT - Майкл Макфол и Николай Петров (ред.) Политический альманах России 1997. Том 2. М.: Московский Карнеги-центр, 1998.

Таблица 3. Статистические данные, полученные с помощью множественной регрессии (зависимая переменная - процент партийных кандидатов в законодательное собрание)

 

Нестандартный коэффициент

Стандартизированные коэффициенты

       t

Значимость

Бета

Стандартная ошибка

WOMEN

-0,39

0,28

-0,141

-1,41

0,164

WADM

8,17

1,49

0,517

5,47

0,000

RURAL

0,01

0,16

0,037

0,32

0,747

RUSSIAN

0,32

0,11

0,300

2,83

0,006

OUTPUT

-0,36

0,13

-0,264

-2,71

0,008

DIVORCE

0,47

1,94

0,028

0,24

0,808

Значение постоянного члена

0,17

15,31

 

-0,01

0,990

Количество случаев = 80

R-квадрат = 0,38

Источники: см. Таблицу 2

Очевидно, анализ не позволяет установить какую-либо существенную взаимосвязь между развитием партий и представительством женщин. Избирательные системы влияют на развитие партий довольно значительно, но их влияние на политическое участие женщин оказывается неуловимым. Влияние социально-экономических и демографических факторов выглядит не только слабым, но и различным для двух зависимых переменных. Как следует из приведенных данных, представительство женщин довольно сильно связано с высоким уровнем разводов, что является вполне ожидаемым результатом. В то же время, и довольно неожиданно с точки зрения традиционного объяснения социальных предпосылок политической активности женщин, существует положительная связь между долей сельского населения и женским представительством. В следующем разделе данной работы будет предложен самый предварительный ответ на вопрос о том, каким образом столь необычная ситуация оказалась возможной в России. Доля этнических русских и состояние экономики не оказывают сколько-нибудь значительного влияния на зависимую переменную. Обращаясь к партийному развитию, мы обнаруживаем противоположную картину. Здесь уровень разводов и доля сельского населения оказываются не показательными. В то же время партийное развитие положительно связано с долей этнических русских, что логически оправдано, учитывая слабое развитие конкурентной политики в национальных республиках. Зависимая переменная также негативно связана с состоянием экономики. Это вполне понятно: экономический спад часто способствует политическим конфликтам, и тем самым он стимулирует появление таких конкурентных политических субъектов, как партии. Возможно, наиболее удивительным является то, что влияние социально-экономических и демографических факторов на обе зависимые переменные - весьма слабое. Доля вариаций женского представительства, объясняемых с помощью набора независимых переменных, составляет лишь 18%. Очевидно, модель работает лучше в случае партийного развития. Но если убрать чисто институциональную переменную, WADM, то доля объясненных вариаций падает до 12%. Эти результаты совпадают с некоторыми выводами, полученными в ходе текущих исследований. Показано, что воздействие экономических факторов на зарождающуюся российскую демократическую политику как на общенациональном уровне, так и в регионах, является относительно слабым [43].

Сравнительные исследования позволили установить, что если социально-экономические детерминанты женского представительства являются важными в странах развитой демократии, то в странах, менее развитых как в экономическом, так и в политическом отношении, их роль резко снижается [44].

Таким образом, в моем исследовании факторов женского представительства в региональных законодательных собраниях первые шаги были разочаровывающими в том смысле, что не удалось подтвердить сформулированные выше рабочие гипотезы. Наиболее важно то, что анализ не обнаружил какой-либо связи между силой партий и представительством женщин.

Вполне естественно, этот отрицательный результат не был улучшен с помощью бивариантного анализа. Я начал с выявления регрессионной зависимости доли женщин-депутатов от доли партийных депутатов. При таком низком значении коэффициента корреляции как - 0,04, уравнение регрессии придает доле женщин значение 11,3 в любом законодательном собрании независимо от процента партийных депутатов (значение постоянного члена в уравнении регрессии статистически значимо при 0,001; параметрическая оценка, близкая к нулю, конечно, нет). Связь между долей женщин и избирательной системой оказалась более сильной, но она все еще слишком слаба, чтобы можно было сделать обоснованную статистическую оценку: 0,16 и 0,13 (оба показателя не значимы) при учете средней и средневзвешенной величин округа соответственно. Со всей очевидностью благоприятные избирательные системы содействуют развитию политических партий. Доля партийных депутатов коррелирует на уровне 0,31 (значимо при 0,01) со средней величиной округа и на уровне 0,47 (значимо при 0,001) со средневзвешенной величиной округа. Поскольку, однако, не обнаруживается какой-либо связи между партийностью и женским представительством, то не удивительно, что и избирательные системы не способствуют последнему.

Дальнейший бивариантный анализ, однако, дал более позитивные результаты. Как оказалось, доля партийных депутатов связана с долей партийных и независимых кандидатов среди представительниц женского пола, но направленность этих связей противоположна. Корреляция между процентной долей партийных депутатов и партийных женщин в законодательном собрании достигает значения 0,60; в то же время процент независимых женщин коррелирует с партийным представительством на уровне -0,36 (оба показателя значимы при 0,001). Если слегка округлить данные, то уравнения регрессии предсказывают, что процент партийных женщин составляет (0,125 р + 0,7), а независимых - (-0,125 р + 10,6) (все параметрические оценки, кроме стохастического значения во втором уравнении, значимы при 0,001; р означает долю партийных депутатов). Суммируя эти уравнения, мы получаем 11,3 - величину, с которой мы уже встречались, а влияние р снижается до нуля. Таким образом, новые результаты фактически соответствуют тому, что мы наблюдали ранее. Уравнение предсказывает, что когда доля партийных депутатов составляет 10%, доля партийных женщин в законодательном собрании будет равна 1,9%, а доля независимых женщин - 9,4%; добавление десяти процентных пунктов к доле партийных депутатов увеличивает долю партийных женщин до 3,1%, тогда как доля независимых женщин падает до 8,2% и так далее. Следовательно, по мере развития партий они просто замещают непартийное выдвижение кандидатов в качестве основного канала, позволяющего женщинам попасть в законодательные собрания. Но из корреляционного анализа непосредственно не следует, что политические партии создают более благоприятную среду для представительства женщин. Об этом свидетельствуют данные таблицы 4. Среди женщин, избранных в законодательные собрания, доля партийных выдвиженцев оказывается значительно больше, чем среди мужчин. Этот результат, однако, совпадает с набором уравнений, представленных выше. Простые расчеты показывают, что при любом данном значении р, прогнозируемая доля партийных выдвиженцев среди женщин больше чем р, а это означает, что среди депутатов-мужчин она меньше. Например, при средней доле партийного представительства 19,8% прогнозируемая доля партийных депутатов среди женщин и мужчин будет равна 27,4 и 18,8% соответственно. Эти результаты довольно близки к данным таблицы 4.

Таблица 4. Партийная принадлежность избранных депутатов в 80 регионах России по гендерному признаку, 1995-1998 гг. (%)

 

Женщины

Мужчины

N

Партийные

28,3

17,9

625

Независимые

71,7

82,1

2686

N

307

3004

3311

Хи-квадрат* = 19,8; 1 степень свободы; значимо при 0,001.

Источник: см. таблицу 1.

* Критерий хи-квадрат (в отечественной литературе часто обозначается символом х2) - процедура измерения связи между номинальными признаками в таблицах сопряженности, фиксирующая степень отклонения полученного распределения от пропорционального наполнения клеток в таблице (См.: Толстова Ю.Н. Анализ социологических данных. М.: Научный мир, 2000).- Прим. ред.

Введение дополнительных зависимых переменных - процентных долей партийных и независимых женщин - не меняет, однако, наблюдаемого отсутствия связи между избирательными системами и представительством женщин. Правда, доля партийных женщин возрастает по мере увеличения числа избираемых в округе депутатов. Но корреляции оказываются гораздо слабее тех, которые обусловлены общим партийным представительством: 0,14 (незначимо) для средней величины округа и 0,21 (значимо при 0,1) для средневзвешенной величины округа. Эти переменные коррелируют с долей независимых женщин на уровне 0,08 и 0,01 соответственно (незначимы), что свидетельствует об отсутствии какой-либо связи. Однако мы уже видели, что большие величины округов в значительной мере способствуют общему партийному представительству. Отсюда можно сделать вывод, что они в большей мере благоприятствуют кандидатам-мужчинам, чем женщинам. Это одна из загадок, которые предстоит разгадать в ходе дальнейшего анализа.

Обратимся теперь к информации из второй выборки данных. Здесь избранные депутаты образуют только одну и весьма немногочисленную категорию, которая состоит из победителей. Тем не менее важно проверить, повторяются ли выявленные выше закономерности на меньшем массиве данных. Как следует из таблицы 5, по крайней мере в одном случае это имеет место. Хотя статистическая значимость наблюдаемой связи является по понятным причинам скромной, тем не менее она заметна. Как и в большой выборке регионов, среди избранных женщин больше выдвинутых партиями, чем среди депутатов-мужчин. А как обстоит дело с кандидатами? Очевидно, на этом уровне связь отсутствует. Среди кандидатов, женщин и мужчин, доля партийных выдвиженцев одна и та же, 25,6%. Из этого можно логически заключить, что партийные женщины в электоральном плане более успешны, чем независимые женщины. И это действительно так. Таблица 6 показывает, что среди женщин партийная принадлежность очень важна как фактор успеха на выборах Если же отвлечься от половой принадлежности, то доли победителей среди партийных и непартийных кандидатов почти равны: 25,6 и 25,5% соответственно. Важно также отметить, что принадлежность к партии существенно не влияет па электоральный успех кандидатов-мужчин. Исследования в западных странах, где почти все кандидаты-женщины являются партийными кандидатурами, обнаружили, что после выдвижения женщины выступают на выборах так же успешно, как и мужчины [45].

Этого не происходит в России. Как следует из таблицы 7, женщины довольно слабые [46]

кандидаты по сравнению с мужчинами [47].

Таблица 8 показывает данные, которые полностью согласуются со сделанным выводом: среди независимых кандидатов женщины, как правило, проигрывают в два раза чаще, чем мужнины. Для целей данного исследования особенно важно то, что среди партийных кандидатов эта тенденция не очевидна: женщины выигрывают далее чаще, чем мужчины (15,4 и 14,2% соответственно), хотя различие статистически несущественно.

Таблица 5. Партийная принадлежность избранных депутатов (победители) в 13 регионах России по гендерному признаку, 1995-1998 гг. (%)

 

Женщины

Мужчины

n

Партийные

38,1

24,4

123

Независимые

61,9

75,6

357

N

42

438

480

Хи-квадрат = 3,8; 1 степень свободы; значимо при 0,1.

Источники: см. таблицу 1.

Таблица 6. Результаты кандидатов-женщин на выборах в 13 региональных законодательных собраниях по партийной принадлежности, 1995-1998 гг. (%)

 

Партийные

Независимые

n

Победившие

15,4

8,6

102

Проигравшие

84,6

91,4

365

N

104

303

407

Хи-квадрат = 3,9; 1 степень свободы; значимо при 0,05.

Источники: см. таблицу 1.

Таблица 7. Результаты кандидатов на выборах в 13 региональных законодательных собраниях России по гендерному признаку, 1995-1998 гг. (%)

 

Женщины

Мужчины

n

Победившие

10,3

14,9

480

Проигравшие

89,7

85,1

2872

N

407

2946

3353

Хи-квадрат = 6,0; 1 степень свободы; значимо при 0,05.

Источники: см. таблицу 1.

Таблица 8. Результаты независимых кандидатов на выборах в 13 региональных законодательных собраниях России по гендерному признаку, 1995-1998 гг. (%)

 

Женщины

Мужчины

n

Победившие

8,6

15,1

357

Проигравшие

91,4

84,9

2139

N

303

2193

2496

Хи-квадрат = 19,8; 1 степень свободы; значимо при 0,005.

Источник: см. таблицу 1.

Обращаясь к воздействию избирательных систем, мы сталкиваемся точно с такой же загадкой, как и при анализе первой выборки данных. Женщины не баллотируются на выборах в многомандатных округах в большей пропорции, чем в одномандатных, и нельзя сказать, что размеры избирательных округов оказывают влияние на их электоральный успех. В общем числе победителей доля женщин, выигравших в многомандатных избирательных округах, составляет 11,2%. В одномандатных округах их доля снижается до 8,1%, но эта небольшая разница статистически несущественна (соответствующие доли среди всех проигравших составляют 10,5 и 13,2%). В то же время размеры округов оказываются сильно связанными с силой партий. Как следует из таблицы 9, крупные размеры округов благоприятствуют партиям уже на стадии выдвижения кандидатов. Но, как отчетливо показывают данные таблицы 10, особенно сильное воздействие величина округа оказывает на успех партийных выдвиженцев. В многомандатных округах они выигрывают гораздо чаще. И снова мы наблюдаем разрыв логической цепочки: избирательные системы с крупными округами дают преимущество партиям, партии - женщинам, но нет связи между избирательными системами и женским представительством.

Таблица 9. Партийная принадлежность кандидатов на выборах в 13 региональных законодательных собраниях России по размеру избирательного округа, 1995-1998 гг. (%)

 

Многомандатный

Одномандатный

n

Партийные

31,0

24,2

857

Независимые

69,0

75,8

2496

N

651

2702

3353

Хи-квадрат - 12,7; 1 степень свободы; значимо при 0,001.

Источники: см. таблицу 1.

Таблица 10. Партийная принадлежность избранных депутатов (победивших) в 13 региональных законодательных собраниях России по размерам избирательного округа, 1995-1998 гг. (%)

 

Многомандатный

Одномандатный

n

Партийные

45,9

20,4

123

Независимые

54,1

79,6

357

п

98

382

480

Хи-квадрат = 26,6; 1 степень свободы; значимо при 0,001.

Источник: см. таблицу 1.

3. Обсуждение итогов

Для объяснения изложенных результатов важно ввести их в более широкий контекст российской электоральной политики. На думских выборах 1993 г. 8,1% голосов было получено «Женщинами России», политическим движением, созданным накануне избирательной кампании. В 1995 г. движение утратило представительство в парламенте, поскольку не сумело преодолеть пятипроцентный барьер, но, получив 4,6% голосов, оно все же заняло пятое место в списке наиболее успешных партий России. Для целей данного исследования первостепенный интерес представляет то, что голосование за «Женщин России» на думских выборах 1995 г. обнаруживает сильную положительную связь с представительством женщин и независимых женщин в региональных законодательных собраниях (0,42 и 0,51 соответственно; значимы при 0,001). В то же время оно негативно связано с представительством партий и партийных женщин в региональных собраниях (соответственно-0,33, значимо при 0,01 и -0,17, незначимо). Поэтому феномен «Женщин России» заслуживает особого внимания. Организационным предшественником движения был Комитет советских женщин. Этот официальный «приводной ремень» коммунистической эры опирался на огромный, охватывавший всю страну аппарат [48].

Судя по всему, лишь небольшая его часть выжила в период трансформации режима. На думских выборах 1995 г. движение смогло выставить своих кандидатов только в 20 из 225 одномандатных избирательных округов, тогда как Коммунистическая партия Российской Федерации в 130, либеральные демократы - в 184, а «Наш дом - Россия» - в 103. Движению явно не хватало своей собственной сети в регионах. Поэтому успех «Женщин России» на выборах нельзя объяснить превосходящими организационными ресурсами движения.

Программные заявления, опубликованные движением и в 1993, и в 1995 гг., были необычно туманными даже по российским стандартам. Часто рассматриваемое как одна из наиболее «умеренных» российских партий [49],

движение «Женщины России» выступало за постепенные экономические реформы и более высокие расходы на социальную защиту [50].

Вероятно, стараясь сохранить этот имидж «умеренности», лидеры движения настойчиво отрицали какую-либо причастность к «феминизму». В программе движения было очень немного специфически гендерного. Правда, будучи подогнанной под традиционные идеи, в соответствии с которыми женские проблемы касаются только семьи и заботы о детях, она содержала требование об установлении потолка цен на основные товары, включая детское питание. В то же время лидеры движения заявляли, что, для того чтобы «женский голос» был услышан в общероссийском законодательном органе, женщины должны получить как можно больше парламентских мест [51].

Представительство себе подобных, или «зеркальное представительство», было идеей, наиболее широко использовавшейся в предвыборной риторике. Действительно, социологические опросы показали, что примерно 90% голосов, поданных за «Женщин России», были женскими [52].

Я полагаю, что голосование за «Женщин России» следовало той же логике политического выбора, что и голосование за независимых кандидатов-женщин на выборах в региональные законодательные собрания. Идея «зеркального представительства» делает основной акцент на простых, непосредственно наблюдаемых различиях между участниками выборов. Конечно, гендер представляет собой яркий пример подобных различий. Избиратель может пользоваться им как способом экономии, который резко снижает стоимость получения информации по политическим вопросам. Название «Женщины России» говорит само за себя. Дня отдельных кандидатов-женщин на выборах в региональное законодательное собрание подобное название, очевидно, мало полезно. Их пол не нуждается в этикетке; потенциальный избиратель уже знает, о ком идет речь. Возможно, здесь кроется объяснение того, почему «Женщины России», несмотря на успех на выборах 1993 г., не смогли стать устойчивой общенациональной партией в организационном отношении.

Стоит, кроме того, заметить, что идея «зеркального представительства» была в высшей степени характерна для советской избирательной практики до падения коммунистического режима [53].

При старой системе женщины составляли от одной трети общего числа депутатов Верховных Советов СССР и союзных республик до половины депутатского состава в местных советах. Первые конкурентные выборы, состоявшиеся в 1989 и в 1990 гг., немедленно снизили долю женщин в общегосударственных законодательных органах до 15,7 и 5,5% соответственно [54].

Однако это резкое снижение прошло неравномерно по регионам. С удивительным постоянством те регионы, в которых сторонники реформ не были избраны депутатами, следовали советскому образцу женского представительства, тогда как более передовые в политическом отношении регионы голосовали за реформаторов, но не за женщин [55].

Учитывая то, что в «реформаторских» регионах доля сельского населения была сравнительно низкой, можно объяснить, почему урбанизация по сей день остается негативно связанной с долей депутатов-женщин в региональных законодательных собраниях. Существует довольно архаичный социальный и политический контекст, благоприятный для женского политического представительства в России. По моим наблюдениям (которые, впрочем, нуждаются в проверке), сельские жители не очень склонны голосовать за женщин. В корреляционном анализе, однако, доля сельского населения «высвечивается» как показатель общей политической отсталости региона, влекущей за собой следование советским электоральным практикам.

Логика «зеркального представительства» делает голосование за «Женщин России», а в равной степени - и за независимых женщин на региональных выборах несовместимым с электоральным успехом тех партий, которые идентифицируют себя с определенной идеологией. Идеология не в меньшей степени, чем гендер, может служить инструментом экономии, упрощающим выбор при голосовании [56].

Когда название партии указывает на идеологию, гендер перестает быть электоральным ресурсом первостепенной важности.

Тогда другие виды ресурсов набирают силу. Это ставит кандидатов-мужчин в более выгодное положение просто потому, что у них больше власти и денег; среди них больше «начальников». В итоге кандидаты-женщины должны искать новые пути к успеху на выборах. Последующее, в полном соответствии как с моими результатами, так и с теоретическими предположениями, сформулированными в начале данного исследования, можно представить таким образом: политические партии подбирают кандидатов, относящихся к самой слабой категории, т.е. женщин; партийная поддержка помогает им выступать на равных с их конкурентами-мужчинами во время избирательной кампании; отсюда представительство женщин в законодательных собраниях начинает в большей степени зависеть от партийного выдвижения, нежели от непартийного. Доли партийных и независимых женщин в законодательном собрании не могут расти одновременно. Одна категория должна замещать другую. И еще один результат, вполне укладывающийся в логику данного объяснения - это большая доля партийных выдвиженцев среди депутатов-женщин по сравнению с депутатами-мужчинами. Женщины, как слабые кандидаты, в большей степени повышают свои шансы на избрание путем использования ресурса партийного выдвижения, нежели мужчины.

Ключевой вопрос касается того, что заставляет политические партии выдвигать кандидатов-женщин? Применима ли логика «балансировки списка кандидатов» в России? Можно заметить, что в основе этой логики лежит модификация идеи «зеркального представительства»: теперь сама партия претендует на то, чтобы быть зеркальным отражением состава своих избирателей. Нет причин полагать, что подобная претензия лишена оснований или даже принципиально невозможна в России. Но, как и в любой другой стране, партия дою/сна быть обоснованно уверенной в том, что она получит достаточное число голосов, чтобы играть роль «зеркала». Сравнительные исследования [57].

указывают на «величину партии» (количество мест, которое партия ожидает выиграть на выборах) как на важную переменную, влияющую на женское представительство в законодательных органах. За всю историю российских выборов в региональные законодательные собрания наибольшее количество мест, когда-либо завоеванных политической партией в одном избирательном округе, равнялось шести; в большинстве регионов одно место на избирательный округ - это все, что партия может получить в лучшем случае. Однако я предположил бы, что в модифицированной форме теория «величины партии» все же применима к российским региональным выборам. Даже в тех регионах, где не существует многомандатных округов, политические партии составляют и публикуют списки своих кандидатов, оспаривающих места в различных одномандатных округах. Представительность этих списков может быть выгодной для партийного руководства. Важно понимать, при каких условиях это происходит. Как мы уже видели, кандидаты-женщины, как правило, являются слабыми кандидатами. Для партии, которая считает, что ее название будет крупным вкладом в избирательный ресурс кандидата, выдвижение относительно слабых кандидатов не представляется большим риском. Место может быть выиграно в любом случае. Но для партии, которая действительно не уверена в своих силах, выдвижение слабых кандидатов самоубийственно. Такая партия не может позволить себе «балансировку списка кандидатов». Следовательно, сильные, а не слабые партии скорее будут выдвигать женские кандидатуры. Кандидаты сильных партий также имеют больше шансов на победу, что способствует представительству женщин. Я проверил, в какой мере процентные доли партийных и независимых женщин в законодательных собраниях 80 регионов коррелируют с процентом мест, занимаемых крупнейшими партиями в указанных собраниях. В обоих случаях корреляция оказалась сильнее, чем когда в расчет принимались все партии: соответственно 0,66 и -0,40 (значимы при 0,001), против 0,60 и -0,36, указанных выше. Поскольку процент депутатов крупнейшей партии либо равен, либо меньше процента депутатов от всех партий, то это явно доказывает, что крупнейшие партии в большей степени выступают в качестве инструментов женского представительства, чем другие партии.

Таким образом, мы получаем решение проблемы, которая преследовала нас в течение всего исследования. Теперь очевидное отсутствие связи между электоральными системами и представительством женщин в региональных законодательных собраниях становится объяснимым. Частично решение состоит, конечно, в том, что хотя большие по размерам избирательные округа выгодны политическим партиям, партийное выдвижение в кандидаты не является единственным способом, позволяющим женщине добиться места в законодательном собрании. В тех регионах, где партии особенно слаборазвиты, что может быть следствием, в частности, влияния избирательных систем, женщины участвуют в избирательных кампаниях и выигрывают как независимые кандидаты. Существует, однако, и другая часть объяснения. Как я уже указывал, доля депутатов, выдвинутых всеми партиями, коррелирует со средней величиной округа на уровне 0,31, а со средневзвешенной - на уровне 0,47. Заменяя долю депутатов от всех партий на долю депутатов, выдвинутых крупнейшими партиями, мы получим совершенно другую картину: 0,26 и 0,22 соответственно (значимы при 0,05). Поэтому избирательные системы с большими округами выгодны малым партиям в большей мере, чем крупным. Но, как мы уже видели, именно эта последняя категория партий способствует женскому представительству. Один из наиболее надежно установленных результатов сравнительных исследований по взаимосвязи избирательных систем и партийных систем состоит в том, что крупные избирательные округа ведут к фрагментации партийной системы [58].

Хотя понятие фрагментации, строго говоря, едва ли применимо к почти несуществующим партийным системам в большинстве российских регионов, мы можем отметить, что в тех регионах, где партии действительно развиваются, крупные размеры округов, особенно в форме пропорционального представительства, увеличивают их число. Превращение крупнейших партий в мелкие негативно влияет на представительство женщин.

4. Заключение

Реально ли ожидать, что представительство женщин в региональных законодательных собраниях России увеличится в будущем? Из результатов настоящего исследования как будто вытекают два следствия: во-первых, что подобный результат вряд ли будет достигнут путем «электоральной инженерии»; во-вторых, что партийное развитие является более надежным инструментом. Партийное выдвижение постепенно замещает иные формы в качестве основного трамплина для женщин, стремящихся занять места в законодательных собраниях В то лее время партии создают, как правило, благоприятную среду для политической активности женщин. Ниже я попытаюсь показать, что оба вывода надо воспринимать с определенной долей скептицизма. Как мы видели, не от каждой партии можно ожидать содействия представительству женщин. От крупных партий - да, от мелких - нет. Проблема состоит в том, что в контексте российской региональной политики крупнейшие партии часто пользуются политической монополией, избавляющей их от оппозиции в виде каких-либо других политических партий [59].

Их соперниками являются независимые кандидаты. Постольку поскольку крупнейшая партия уверена в своей способности победить, она может позволить себе расширить круг своего влияния с помощью «балансировки списка кандидатов». В стратегическом плане выдвижение относительно слабых кандидатов позволяет максимизировать организационную стабильность партии. Далее в случае своего избрания под партийным флагом кандидаты, располагающие собственными ресурсами, склонны избегать подчинения партийной дисциплине. Стало быть, для сильной партии, которая оправданно заботится о сохранении своей организационной сплоченности, разумнее выдвигать женщин, нежели «начальников».

Появление серьезной межпартийной конкуренции либо в виде многопартийности, либо в виде двухпартийной системы, может изменить эту ситуацию. При двух или более относительно сильных партиях, оспаривающих одно и то же место в одномандатном округе, исчезает уверенность каждой из этих партий в своей непобедимости. Как только ресурс принадлежности к партии теряет свой статус эксклюзивной привилегии, роль ресурсов индивидуальных кандидатов становится более значительной. В этих условиях ни у одной партии не будет мотивов выдвигать слабых кандидатов, а в частности - женщин. Хотя качественный анализ отдельных региональных случаев выходит за рамки данного исследования, тем не менее нельзя не сказать, что подобные тенденции проявляются в двух регионах, сочетающих относительно высокий уровень партийного развития с отсутствием политических монополистов - в Новосибирской области и Санкт-Петербурге. В законодательном собрании Новосибирской области вообще нет женщин, в то время как доля «начальников» среди партийных депутатов необычно велика; в Законодательном собрании Санкт-Петербурга есть только одна женщина (это два процента от общего числа депутатов). В то же самое время в двух регионах, где руководимые коммунистами коалиции, находящиеся в союзе с исполнительной властью, близки к политической монополии, в Кемеровской области и в Краснодарском крае, доли депутатов-женщин в законодательных собраниях составляют 23,8 и 12,0% соответственно. В Кемеровской области принадлежность к доминирующей коалиции позволила не только женщинам, но и другой категории слабых кандидатов - рабочим - пройти в значительном количестве в законодательное собрание. «Начальники» баллотировались и победили как независимые.

Это объяснение дает нам дополнительную возможность оценить роль электоральных систем. Пропорциональное представительство способствует развитию партийных систем, а не сильных отдельных партий. Напротив, партии становятся слишком мелкими, чтобы позволить себе выдвижение женщин. Но можно предположить, что как только партийная система достигает более высокой ступени развития, происходит кристаллизация более сильных политических партий, и они начинают прибегать к стратегии «балансировки списка кандидатов». «Величина партии», в определении Р. Мейтленда [60],

вновь возрастает настолько, что становится стимулом к «балансировке списков». В известной мере это предположение может быть подтверждено ссылкой на пример Свердловской области, где нижняя палата законодательного собрания избирается по формуле пропорционального представительства. В 1996 г. четыре из 14 депутатов, избранных в палату (28,6%), были женщинами, в то время как в верхней палате, избранной по системе простого большинства в одномандатных округах, было лишь 5% женщин. При этом крупнейшая партия располагает 41,2% мест в законодательном собрании в целом. В Красноярском крае, где также применяется «смешанная» система с пропорциональным представительством, доля мест, принадлежащих крупнейшей партии в законодательном собрании, составляет 29,3%. Доля женщин в обеих равновеликих частях собрания - всего лишь 10%.

Предположим, что развитие партийной политики в регионах России пойдет в направлении формирования не монополистических, а конкурентных, эффективных и не слишком фрагментированных партийных систем. Разумеется, такой взгляд на перспективы демократии в российских регионах слишком оптимистичен. Но если принять его в качестве логического допущения, то плохая новость для женского представительства заключается в том, что, скорее всего, оно уменьшится. Хорошая новость - это то, что положение можно исправить путем повсеместного введения пропорционального представительства. Стало быть, Россия, ест воспринимать ее как потенциально демократическую страну, не проявляет каких-либо специфических особенностей в отношении влияния политических партий и электоральных систем на политическое представительство женщин. Оба фактора могут действовать в соответствии с теоретическими ожиданиями. Лишь крайняя неразвитость партийной политики в стране заставляет их вести себя неподобающим образом. А основную причину этой неразвитости следует усматривать в авторитарном наследии, все еще сохраняющемся в политической жизни современной России.

Источник: Гендерная реконструкция политических систем : [сборник]. – СПб., 2004. – С. 677-702.

 
▲
н
а
в
е
р
х